Круче этого мезальянса в Латвии не было. Марута: врач и академик, белый халат и крахмальный чепчик, образованная женщина, здравомыслящая и законопослушная. Вячеслав: детдомовец, руки в шрамах от вскрытых вен, четыре судимости и тяга к рискованным проектам, за что криминальный мир наделил его кличкой Афера. Они поженились, когда он очередной раз был за решеткой. Во имя этой любви он завязал с прошлым. Во имя этой любви совершил самую свою талантливую мозговую комбинацию. Он погиб, оставив ее миллионершей. Но его последний дар Марута принимать отказывается.
* «Увел душу, как цыган лошадь»
Детство Маруты не было омрачено ни единым облачком: дом с садом у реки, в огороде бабушка возится, каждый прохожий — старый знакомый, маленький Екабпилс — сельская пастораль. Девочка хорошо рисовала, и ее то и дело выдергивали с уроков оформлять школьный уголок. Впереди смутными грезами маячила Художественная академия, вот только родители, люди простые, мечтали, чтоб дочка обзавелась профессией понадежней — врача, например, и Марута, не желая огорчать папу с мамой, поступила в Рижский мединститут.
На весь девичий курс оказалось два парня, один тут же начал ухаживать. Это было лестно — высокий, красивый, спортивный, да при такой конкуренции! — и Марута даже не заметила, как совместное сидение в библиотеке плавно перетекло в совместное ведение хозяйства и завершилось походом в загс. Первый семейный день не подошел к концу, а Марута уже опомнилась — что наделала, я его не люблю! Но утром пора мчать на семинар, а потом в анатомичку, а потом в библиотеку, и в этой круговерти совсем не оставалось времени копаться в глубинах души и объясняться с мужем. Затем выяснилось, что она беременна и надо как-то вписаться с рождением ребенка в расписание очередного семестра.
Через неделю после родов Марута уже сидела на занятиях, а вечерами, как все студенты, подрабатывала в больнице. Лелеемый где-то там в мыслях развод все откладывался и откладывался. И тут случилось то самое дежурство.
— Слышу, медсестра кричит: «Доктор, джинсы принесли!» Чего я пошла на этот зов — не понимаю. Я джинсы не носила, это был 1977 год, их в ту пору носили массажистки, парикмахерши, официантки. Злосчастная тряпка стоила больше, чем моя стипендия со всеми приработками. Но все же я пошла: в халате, шапочке, на шее фонендоскоп. Вижу — в приемной стоит мужчина и с ним мальчик. Славе в ту пору было 17 лет: черненький, худенький, хрупкий. Он подходит ко мне и на ушко интимно так говорит: вам тоже нужны эти брюки? Я повернула голову и впервые заглянула в его черные бездонные глаза. И будто загипнотизированная — да, говорю, нужны, только у меня сейчас нет денег. Он в ответ: а вы приходите в Верманский парк завтра вечером, я туда то, что вам нужно, и принесу.
Я со спекулянтами до того дня ни разу не общалась. И вообще у меня было убеждение, что если поговоришь с человеком из тюрьмы, то сама замараешься — явится милиция и учинит суровый допрос.
И все же я пошла в Верманский парк — без денег, не понимая, зачем иду. Подходит Слава. И говорит: «Девочка моя, что ты без меня сегодня делала?» В 17 лет, несмотря на вид мальчика, он характером был уже мужчиной. У меня в душе все перевернулось. Эти слова стали волшебным кодом, полной моей перед ним капитуляцией. На протяжении всех последующих лет, что бы ни происходило, стоило Славе появиться и сказать «девочка моя, что ты без меня делала», как все в мире сразу вставало на свои места.
Когда Слава впервые это сказал, я повернулась, посмотрела на него. И здравый смысл, который всегда при мне, сразу зашептал — вставай и уходи быстро. Ты замужняя женщина, тебе 22 года, ты учишься на врача и принадлежишь к другому социальному кругу. И одновременно я понимала — клетка захлопнулась, я никуда отсюда не уйду, буду сидеть, сколько этот мальчик пожелает.
Мы стали встречаться. Гуляли, разговаривали. Точней, больше говорила я, потому что Слава далеко не на все мои вопросы отвечал. Я знала только, что он вырос в детдоме, живет на чердаке на улице Таллинас. Каким образом он ухитрялся выглядеть чисто и опрятно — непонятно. Но на свидание обязательно приходил с цветами и всегда знал, что мы будет делать, куда пойдем.
Как человек рациональный я понимала, что будущего у нас со Славой нет. Для меня не было проблемой сказать мужу: ухожу от тебя. Вопрос — что дальше? Мне еще учиться три года. Куда я пойду с крохотным ребенком — к любимому на чердак? Однако я не находила сил и расстаться со Славой. Он увел у меня душу, как цыган лошадь — очаровал, закрутил. Мне было с ним так легко и хорошо. Все дурные мысли пропадали и возвращались лишь когда я приходила домой. Там я опять начинала думать — что мне делать с этой любовью. И ответа не видела…