Она была безумно красивой, удивительно интеллигентной, тонкой образованной женщиной, но тени великих родителей для детей тяжелы…
«Пусть посидят! Пусть ведают, что значит нас разлучать! Пусть посидят в тюрьме!» — Борис произносил эту фразу со сцены за своего персонажа, царя Федора, уже более сотни раз. И каждый раз зрители в зале словно замирали, заворожённые его игрой, и даже у других участников спектакля нет-нет да и пробегал от нее по спине холодок. 27 октября 1949 года именно эти слова станут последними в его жизни.
Стукнув напоследок по столу кулаком в тяжелых царских перстнях, Борис Георгиевич направился к выходу. Он должен был переодеться в гримерке, чтобы выйти на финальную сцену. С трудом отворив заглушенную войлоком дверь кулис, он прислонился к ее косяку и молча рухнул на пол. Занавес закрылся, в зале вспыхнули аплодисменты, но он их уже не слышал.
Кто-то бросился ему на помощь, расстегнули ворот рубахи, в коридорах началась суета — стали звать доктора… но 53-летний артист уже был мертв. Его бездыханное тело перенесли на тот же самый диван, где четырьмя годами ранее в костюме Ивана Грозного скончался актер Хмелев. Борис лежал там навзничь, огромный и спокойный: живой, он так обычно отдыхал в антрактах. Вбежавшая за кулисы супруга Мария Юльевна, глядя на эту страшную сцену, словно окаменела и долго не могла сдвинуться с места: как сказать об этом нашей Леночке, отец был для нее самым близким человеком…
— Ввиду болезни Народного артиста Советского Союза Бориса Георгиевича Добронравова спектакль продолжаться не может, — наконец, объявили со сцены.
Ошеломленная публика продолжала сидеть на местах, и лишь один зритель отправился в кассу и попросил назад свои деньги. Огромная толпа в тот вечер еще долго не расходилась: люди стояли у ворот театра, многие сняли шапки, провожая машину «Скорой помощи», на которой навсегда увозили Добронравова.
«Олененок»
Говорят, высшее счастье для актера — умереть на сцене. Борис Георгиевич тоже об этом мечтал. Этот высокий обаятельный человек с прекрасным русским лицом и пронзительными светлыми глазами ушел на пике своей славы и таланта. Он много снимался в кино, был обласкан властью, сам товарищ Сталин хорошо знал и любил артиста Добронравова. Главное, что покоряло в нем — его предельная искренность. Борис не поддерживал праздных разговоров, ненавидел интриги, мог позволить себе сказать правду в глаза, что зачастую не нравилось его коллегам. А потому он вел себя с ними довольно отчужденно, замкнуто и только на сцене раскрывал свою душу.
Добронравов был верующим человеком, верным мужем и любящим отцом. Свою единственную дочь Леночку он обожал, ласково называл Олененком и в ее присутствии буквально преображался. Борис часто брал ее с собой в театр, дочка всегда сидела в первом ряду и была главным зрителем и критиком своего отца. Его скоропостижный уход оказался для нее незаживающей раной до конца жизни.
Добронравову еще не было и пятидесяти лет, когда выяснилось, что у него очень больное сердце. Он долго скрывал ото всех свой недуг, продолжая работать в полную силу, но полтора года назад у него случился первый приступ. Они возвращались с Леной из кинотеатра, и недалеко от дома, прямо на улице Борису стало плохо. Дочь очень испугалась, побежала за врачом.
Борису Георгиевичу тогда настоятельно рекомендовали оставить сцену, но он продолжал играть два спектакля в месяц, сложнейшие роли — что называется, просто «не мог без этого жить». А дома на столе у Добронравова остался лежать томик Шекспира, весь исписанный его рукой. Он тайком репетировал роль Отелло и мечтал когда-нибудь сыграть в этой постановке вместе с дочкой. Уже тогда он разглядел ее талант и был уверен, что Леночка продолжит династию, став великой мхатовской актрисой. Не учел Борис одного — его недоброжелатели в театре вскоре отыграются на дочери, а он уже не сможет ее защитить.
Беззаботная юность быстро прошла
Лене было семнадцать лет, когда не стало ее отца. Она училась в выпускном классе на одни пятерки, чем Борис Георгиевич всегда гордился. Он успел достроить дачу в подмосковной Валентиновке, где выделяли участки театральным работникам. Дочь обожала это место, там всегда собиралась большая дружная компания из таких же актерских детей, как она. Лена с утра до ночи гоняла с мальчишками в футбол, отлично играла в волейбол, была украшением любой команды: высокая, женственная, с потрясающей фигурой.
Кажется, в нее были влюблены все ребята в округе, и она выбрала главного красавца и балагура — Никиту Подгорного, будущего актера. Он стал ее первой, большой и, конечно, взаимной любовью. Впрочем, это чувство быстро прошло, а вместе с ним и беззаботная пора юности. С уходом отца многое в жизни Лены поменялось, ей его очень не хватало.
«Профнепригодная»
Для семьи Добронравовых наступило тяжелейшее время. Многие мхатовские артисты жили тогда с ними в одном доме, но поддержали в горе единицы — лишь те, кого Борис Георгиевич и при жизни безмерно уважал. Елена никогда не забывала их доброты и участия.
Ее мать Мария Юльевна Стеггер тоже служила во МХАТе, была артисткой его вокально-драматической части. С дочерью у нее были довольно сложные отношения, из-за своей властной натуры она стремилась во всем ее контролировать. В то время как Леночка оказалась абсолютно папиной дочкой, Борис Георгиевич был всегда ей ближе — она унаследовала его талант, а заодно и его своеобразный характер.
В следующем году Лена получила аттестат с отличием и без труда поступила в школу-студию МХАТ. Ее актерский талант был неоспорим, а среди педагогов оставались и те, кто сохранил о ее отце самые добрые воспоминания.
Детство Добронравовой прошло за кулисами театра, она видела на сцене практически всех мхатовских корифеев, включая пример собственного отца, что задало ей очень высокую планку, нравственную и профессиональную. Лена не терпела небрежности в профессии и позволяла себе спорить даже с маститыми педагогами. Однажды один из них сильно опоздал на занятие, и тогда упрямая девушка убедила всю группу отправиться в другой зал, где обычно проходили репетиции. Она посчитала, что будет лучше потратить это время на практику, чем сидеть без дела. Когда Елену вызвали из-за этого инцидента к ректору, она посмела сказать, что преподавателю стоило бы более ответственно подходить к своей работе.
Художественный руководитель Георгий Герасимов тут же поставил вопрос об отчислении студентки Добронравовой с третьего курса по причине ее профнепригодности. Таким образом он поквитался с ее отцом, который когда-то на вступительных испытаниях публично назвал сына Герасимова бездарным, но тот все равно был зачислен в школу-студию. Правда, особого успеха в профессии он не имел.
За Лену тогда вступилась ее тетка — легендарная актриса Вахтанговского театра Елизавета Алексеева. Она была родной сестрой Бориса Георгиевича и тоже имела в арсенале многочисленные регалии, включая звание Народной артистки и Сталинскую премию. Алексеева пригрозила, что немедленно отправится на прием к вождю, если племянницу отчислят. Герасимов пошел на попятную, но Елена в школе-студии не осталась — перевелась в Щукинское училище, поближе к тетке, где та была профессором. Племянница ее обожала, Елизавета Георгиевна была ей даже ближе матери.
После окончания училища Добронравова оказалась в театре имени Вахтангова. Много позже она жалела об этом выборе, но тогда ее судьба сделала именно такой поворот.
После этого случая Лену за глаза стали называть актрисой «не по призванию, а по происхождению», а по Москве поползли слухи о ее высокомерии, скверном характере, истеричности и даже психологических проблемах. И многое, что происходило с ней в дальнейшем, только подогревало сплетни.
Пощечина
В Щукинском училище Лена вела себя с новыми однокурсниками довольно отчужденно, все-таки она пришла в уже сложившийся коллектив. Но в нем не затерялась и даже стала любимицей у преподавателей, которых всегда вспоминала с особой теплотой. Ее высоко ценила руководитель курса Анна Орочко, продолжательница традиций самого Евгения Вахтангова, а Владимир Москвин, сын мхатовского корифея, всегда ставил ее в пример остальным:
Побольше слушайте Ленку Добронравову. Она — эталон русской речи. Она и есть Островский.
Дикция Елены действительно была филигранной. Она говорила растянуто, нараспев — эта почти исчезнувшая старомосковская манера добавляла ей особого шарма. Вскоре у нее появились поклонники: Григорий Абрикосов, с которым Добронравова дружила всю оставшуюся жизнь, и Леонид Сатановский — с ним у Лены был короткий студенческий роман, закончившийся небольшим скандалом.
Однажды влюбленные под руку прогуливались по Никитскому бульвару, а навстречу им шла еще одна веселая парочка, в которой особо выделялась девушка — это была 18-летняя Майя Менглет, одетая в эффектный светлый костюм. Когда они поравнялись, Леонид громко воскликнул:
— Ой, какая хорошенькая девочка! Она мне нравится.
Добронравова тут же отвесила Сатановскому звонкую пощечину. Вскоре они расстались и, кажется, ее это не сильно расстроило. С какой стороны ни посмотри, этот молодой человек явно не дотягивал до идеала, коим всегда был для Лены ее отец.
А Леонид через некоторое время женился на той самой Майе и они прожили вместе всю жизнь. Елена не держала зла, но всегда старалась избегать встреч с их парой — чувствовала от Менглет какой-то холодок.
«Добронравова выглядит слишком солидно»
В творчестве Елене везло гораздо больше, чем в любви. Ее утонченность и красоту заметил руководитель Вахтанговского театра Рубен Симонов и практически сразу после окончания училища ввел ее на главные роли, сделав новым женским лицом театра. Уж он-то знал в этом толк — слава о красоте вахтанговских актрис распространялась в то время по всей Москве.
В том же 1954 году состоялся и очень успешный кинодебют молодой актрисы в фильме «Большая семья», за блестяще созданный ею сложный и противоречивый образ Кати Травниковой ее отметили на Каннском фестивале. О Добронравовой заговорили, однако повторить свой успех в кино она больше не смогла. Сложно сказать, что стало этому причиной — ее характер или стечение обстоятельств.
Однажды на банкете в честь премьеры своего первого фильма, чокаясь с всесильным директором «Мосфильма» Иваном Пырьевым, Лена имела неосторожность похвастаться, что «Большая семья» превзошла по сборам его «Испытание верности». Совпадение или нет, но после этого при жизни мэтра на киностудию ее больше не приглашали.
Так мимо Елены в 1950-х прошли сразу несколько значимых ролей. Дездемону в фильме «Отелло» сыграла вместо нее начинающая актриса Ирина Скобцева, а роль Вероники в «Летят журавли» неожиданно отдали Татьяне Самойловой, хотя Добронравова уже была утверждена на нее и именно такой видел свою героиню сценарист Виктор Розов, которому она напоминала его жену:
Когда я писал про Веронику (это был 1943 год), у меня в воображении была моя Наденька — русская красавица-блондинка.
Однако режиссер Михаил Калатозов принял решение в пользу студентки театрального училища Татьяны Самойловой. «Добронравова выглядит слишком солидно», — так он объяснил свое решение. Розов очень расстроился и лишь спустя время, посмотрев фильм, признался Самойловой: «А вы меня победили…»
Успех фильма и лично Татьяны Евгеньевны был всемирный и оглушительный. Елена тяжело переживала свою неудачу, но в этой женщине не было ни капли зависти к чужому таланту. Она понимала, что Самойлова победила ее честно: не шла по головам и не плела интриг за спиной. Просто режиссер увидел Веронику именно в ней и, наверное, не ошибся.
«…вычеркни слово «справедливость» из своего лексикона»
К сожалению, таланты — явление редкое, а потому обычно переходили дорогу Добронравовой отнюдь не они. Сама она совершенно не умела биться за роли, никогда не обращала свои женские чары на сильных мира сего, чтобы их получить. Все это она считала чем-то неприличным.
Еще в самом начале своей карьеры Лена опрокинула на голову режиссера Самсона Самсонова тарелку с вермишелью за то, что тот уже в процессе съемок вдруг стал добиваться от нее взаимности. Готовые сцены фильма «За витриной универмага» пришлось переснимать с другой актрисой — Светланой Дружининой, которая после этого решила с актерской профессией завязать и сама стать режиссером.
Елене же оставалось довольствоваться тем, что предлагали. Случались у нее и главные роли, но не в самых популярных фильмах. Она всегда мечтала о большем, и любила повторять:
Если хочешь быть актером, вычеркни слово «справедливость» из своего лексикона.
Добронравову снимали довольно много, ее кинокарьеру можно считать состоявшейся, хотя иногда ей предлагали совсем небольшие роли — даже без слов. Она умела сказать только лишь глазами то, на что другой бы не хватило и целого фильма.
В фильме «Город зажигает огни» она снималась с Олегом Борисовым. Между ними возникла взаимная симпатия. Скромный, молчаливый и невероятно талантливый Борисов вполне мог стать тем идеалом мужчины, который искала Елена. Но они встретились слишком поздно: он был женат, в браке подрастал сын. Отношения с семейными мужчинами были для нее неприемлемы, а потому до конца жизни их с Олегом Ивановичем связывала только очень чистая и трогательная дружба.
«Золотая молодежь»
Добронравова принадлежала к поколению «золотой советской молодежи» и по советским меркам жила довольно обеспеченно. От родителей ей досталась большая просторная квартира в центре города, обставленная редкой антикварной мебелью, дача в престижном месте с именитыми соседями.
Елена имела личный автомобиль, который водила сама и делала это мастерски. А вот к быту она была не очень приспособлена, у нее много лет жила экономка Настя и помогала вести хозяйство.
Она была востребована в театре, спектакли с ее участием почти всегда проходили с аншлагами. Некоторые драматурги писали сценарии специально под Добронравову, а в киосках можно было найти открытки с ее изображением. Елена много гастролировала и бывала за рубежом. Она очень любила Париж и могла говорить о нем часами.
Неудивительно, что благополучию и достоинству Елены Борисовны часто завидовали, принимая ее ранимость (и оттого — закрытость) за высокомерие.
Единственный брак
Ее порой вынужденное одиночество в театре не означало, что она одинока и в жизни. Елена была замужем за известным советским писателем и сценаристом Эдуардом Шимом (настоящая фамилия — Шмидт). Этот союз значительно расширил ее круг знакомств, благодаря которому Добронравова окунулась в новую для себя писательскую стихию.
Однако только лишь разговоры об искусстве и новые встречи не наполнят дом счастьем. Эдуард был заботливым супругом, но особой любви между ними не было, детей в браке — тоже. Елена очень сожалела, что не смогла родить, но что в итоге стало причиной их расставания с мужем — неизвестно. Елена Борисовна никогда ни о ком не говорила плохо. Она просто вычеркивала этого человека из своей жизни.
Главная роль
К 1970 году жизнь Елены Борисовны начала меняться. Не стало Рубена Николаевича Симонова, разглядевшего в ней когда-то большую актрису. Руководителем Вахтанговского театра был назначен его сын Евгений, с приходом которого произошло и обновление актерского состава. Главные роли теперь получали более молодые дарования, а Добронравову задействовали в спектаклях все меньше и меньше. Она по-прежнему мечтала сыграть что-то значимое в кино и, кажется, этот момент настал.
Елену практически без проб утверждают на роль Любы Трофимовой в фильм «Офицеры». По мнению режиссёра, именно так должна была выглядеть женщина, в которую были влюблены оба главных героя.
Сценарий, по мнению Елены, требовал доработки и она поспешила к режиссеру с предложением: а что если Люба ответит на чувства влюбленного в нее Ивана Вараввы? Но останется с законным супругом и будет всю жизнь страдать, выбрав между любовью и долгом — последнее.
Ее давний партнер по Вахтанговскому театру Василий Лановой, утвержденный на роль Вараввы, поддержал Елену. Он и сам никак не мог понять, как это его герой может всю жизнь любить одну женщину и ничего не сделать для того, чтобы эта женщина стала его. И однажды оператор фильма Михаил Кириллов сказал ему:
— Вася, это же романтическая сторона всего русского офицерства!
Лановой согласился, что с точки зрения актерской игры — это гениально. А вот Добронравову убедить не смогли, она продолжала настаивать на своем и тогда ее просто заменили на другую актрису.
«Главное ее качество — невиданная красота…»
Интересно, что Василия и Елену действительно всегда связывала именно искренняя многолетняя дружба. Добронравова была свидетельницей на свадьбе своего партнера по сцене с Ириной Купченко. Их семейная пара всегда отзывалась о Елене Борисовне с большой теплотой.
Лановой был свидетелем того, насколько тяжело на этот раз Елена переживала потерю роли. Ее долго душила боль от несправедливой обиды. Василий Семенович успокаивал и поддерживал ее как мог. Он очень ее ценил:
Главное ее качество – невиданная красота и необычное мышление.
Позже Добронравова признавалась, что сильно жалела о своей принципиальной позиции на съемках «Офицеров». Это был тот единичный случай, когда можно было и уступить.
После неудачи с фильмом «Офицеры» за Еленой окончательно закрепился имидж скандалистки. Она была по-прежнему прекрасна и полна энергии, но режиссеры как будто старались ее не замечать. В следующем десятилетии она сыграла всего пару заметных ролей в кино, а к концу 1980-х уже почти не появлялась и в театре. Годы славы остались позади.
Наталия Белохвостикова, снимавшаяся с Еленой в последнем ее фильме «Тегеран-43», говорила о ней так:
Она была удивительно интеллигентной, тонкой образованной женщиной и безумно красивой, но тени великих родителей для детей тяжелы. Это не значит, что они менее талантливы, но у нее не было разгона, не было возможности ударной ролью доказать это.
Последние годы
Когда Елене Борисовне было уже под шестьдесят, в Москву специально ради нее приехал ее давний друг из Парижа. Она называла его Николя, он был французом русского происхождения — из рода Голицыных. Он был ею просто очарован и звал с собой во Францию в качестве супруги. Елена отказалась — она тогда уже знала, что тяжело больна, и не хотела стать ему обузой. Да и вне России вряд ли смогла бы прожить.
В девяностых Добронравовой пришлось очень трудно. На сцену она уже не выходила, но руководство театра поступило благородно — ей продолжали выплачивать небольшую зарплату. Правда, на жизнь ее не хватало и Елена Борисовна распродала часть фамильного антиквариата. Рядом с ней по-прежнему находилась верная домработница Настя. Впоследствии она переписала на нее свое имущество.
Елена Борисовна хотела установить на доме, где прожила более шести десятков лет, мемориальную доску в честь своего отца — великого актера Бориса Георгиевича Добронравова. Она долго ходила по разным инстанциям, но такого актера уже никто не помнил и ей отказали. Никого равного ему Елена в жизни так и не встретила — выбрала одиночество. Умерла она в январе 1999 года в возрасте 66 лет. Удивительная была женщина, редкой душевной красоты.
Источники: Кирилл-Эдгар Дальберг «Хрустальные легенды Страны Советов»; А.В. Баталов «Диалоги в антракте»; Владлен Давыдов «Театр моей мечты»; интервью Майи Менглет в «Караване историй»; интервью Василия Ланового и Натальи Белохвостиковой
