Конечно, поставить на обложку книги «Русский рок» фото Юрия Лозы это троллинг своего рода.
Это снимок 1985 года, тогда по приглашению Юрия Эдуардовича в «Зодчие» пришёл Валерий Сюткин, до того игравший в московской рок-команде «Телефон».
Это, собственно, и есть тот самый РУССКИЙ РОК, в известном смысле, быть может, и бессмысленный, но ставший мощнейшим драйвером перемен в той стране, которой руководила КПСС: как раз в 1985 году к власти пришел Горбачёв.
В книге – беседы с теми музыкантами, которые начинали на рок-площадках, а затем перешли на светлую сторону (в этом месте как бы «смайлик»).
Возможно не все фанаты знают, что Олег Газманов стартовал в рок-команде «Атлантик», Юрий Антонов зажигал с легендарным «Араксом», Валерий Сюткин был основателем (ровно 40 лет назад, в 1979) хулиганского совершенно «Телефона», а то, что вытворял Юрий Лоза на сцене в алибасовском «Интеграле» — ураган, в сравнении с коим экзерсисы «Аквариума» и «Машины времени» кажутся карамельными притопами КСПшного разлива.
Впрочем, тот же Александр Буйнов мне говорил:
«Я же недалеко от рок-н-рола ушел».
Крис Кельми:
«И „Ночное рандеву“ — это попса? Ну, какая же это попса? Не знаю. Тогда битловская Michelle тоже попса».
Так что есть, над чем призадуматься.
Интервью с Юрием Эдуардовичем и открывает издание.
– Я Александра Борисовича Градского спрашивал, почему всё время на «Голосе» исполняются песни из англоязычного репертуара? Он говорит: у нас нет своего материала, у нас не сочиняют таких песен, которые можно представить. Почему смеётесь? Мне это кажется грустным, а не смешным.
– Александр Борисович, это совершенно отдельная субстанция, он сам по себе. Мы у него работали, в этом его зале. «Градский холл», да, мы пришли, он говорит: я вам всё настроил, там всё под меня. Я как начал ржать, говорю: Саша, ёлки-палки, то, что настройка под тебя, это не подходит больше никому. Ты хуже этого сделать ничего не мог. Если бы ты ничего не трогал, мы бы успели. А, так как ты успел все настроить под себя, мы сейчас будем в полном… У тебя голос оперный, у меня нет. Как можно под тебя настраивать микрофон для меня, ты подумай сам. Твои критерии, твои оценки, это твои оперные оценки, твой оперный подход, твоё восприятие голоса. Как можно их вообще проецировать на остальную жизнь? Смешно, честное слово.
– Вы считаете, что Градский рок-н-ролльный человек, его называют отцом или дедушкой советского рок-н-ролла?
– Почитайте блог Градского, и вам всё станет ясно.
– А у него нет блога.
– Потому я и говорю, потому что блог появляется у человека, когда ему есть, что сказать. Если ему нечего сказать, а есть, что показать, он идёт в Instagram и показывает, как он ест, пломбу показывает, которую он сейчас делает, он фотографируется. Человек, которому есть, что сказать, заводит блог и начинает что-то говорить. Таких, кто говорит, на нашей эстраде процентов 5. Остальные показывают. Ну, или делают из блога афишу.
– Чем объясняете увлечение социальным роком в конце восьмидесятых? Просто рок-культура тогда нам казалась вообще доминирующей в среде молодёжи. Сейчас же не слушают?
– Мы должны понимать, что рок-культура появилась в мире на волне социального протеста. Культура вполне обошлась бы рок-н-роллом, если бы не было столько проблем в мире. И рок-н-ролл трансформировался в рок именно потому, что феминистки бились за свои права, негры – за свои, началась война во Вьетнаме, хиппи бродили по миру и втыкали цветочки в дула винтовок. Весь мир взбурлил неожиданно.
Вот это протестное начало и вынесло на эстраду очень многих. Когда мне говорят: как ты можешь про великих такое говорить? Я говорю, возьмите Rolling Stones и представьте, что этот альбом вышел не тогда, когда он прогремел, а вышел на 20, 30, 40 лет позже. Кто-нибудь заметил бы Rolling Stones? Вот тех Rolling Stones? Не заметили бы, они бы сидели где-нибудь в клубе, как и должны были по качеству своей работы. Но тогда их вынесла именно эта протестная волна.
Или возьмите альбом 1995-го года группы «Chicago», когда они перепели все стандарты. Если бы он вышел в наше время, он собирал бы все «Грэмми». Он по качеству такой. Возьмите любой альбом Фрэнка Синатры, забросьте его в любое время – качество самого материала таково, что оно абсолютно точно будет признано.
Качество материала тех ребят, которые вылетели тогда наверх, абсолютно никуда не годится. Поэтому сегодня их бы никто не заметил без этой подоплёки протестного начала.
1980-й год считается официально годом смерти рока. Как явления. В 1981-м году образовалась первая Рок-лаборатория в России, в Советском Союзе. У нас всё это – мертворожденные дети.
В 1985-м возникла московская Рок-лаборатория. Мы сидели вместе с Юрием Резниченко и ребятами в серых пиджаках, обсуждали — разрешать Рок-лабораторию или не разрешать. Пили коньяк, я пел песни, и мы думали, что делать с роком. Я говорю, если хотите с роком что-то делать, разрешите его, он убьёт себя сам. Что и произошло.
Первый концерт в Горбушке – лезли через крышу. На последний, через три года уже никто не пришёл, потому что смотреть не на что.
Всё умирает, любое явление убивает само себя, когда оно начинает трансформироваться, меняться. Как только из рока ушло протестное начало, всё кончилось. Ребята, которые выросли на этой культуре, до сих пор рвут майки на груди. Кажется, Чухрай хорошо сказал о них, режиссер — что они похожи на Александра Матросова, который падает на амбразуру, точно зная, что пулемёта там нет.
Поэтому сегодня, когда они кипят и бурлят, я говорю: ребята, забудьте вы об этом роке. Но Сукачёв кричит «Бабушка курит трубку» и рвёт майку на груди…
Ну, курит бабушка трубку. Но протест в чем? Ну, он может охрипнуть, может разбить микрофоны, гитары поломать, они могут всё разнести, даже всю сцену, но бабушка курит трубку и… всё.
